Об авторе:
Георгий Александрович Велигорский — кандидат филологических наук, научный сотрудник лаборатории «Rossica: русская литература в мировом художественном контексте» Института мировой литературы им. А.М. Горького РАН.
ORCID ID: https://orcid.org/0000-0003-4316-4630
E-mail:
Аннотация
В рамках данной статьи мы расскажем о необычном мотиве, возни- кающем в викторианской и эдвардианской литературе Англии, — «ожившего» усадебного дома. Косвенно восходящий к готической литературе и наследовав- шей ей «литературе ужаса» (где дом может ожить в буквальном смысле, став вредоносным, пугающим и даже смертельно опасным для обитателя), он, однако, развивается в совершенно ином ключе. Призраки, населяющие комнаты такого особняка, оказываются хранителями доброй и светлой памяти, «притаившейся радости»; воплощенным минувшим, которое обитает в зыбком, невидимом глазу мире. Призраки эти имеют множество ипостасей: порой они оказываются лишь плодом воображения жильца, а иногда — действительным полтергейстом, но не пугающим, а оберегающим и хранящим («Дом с привидениями» В. Вулф). Дру- гим проявлением этого мотива может быть непосредственно оживающий дом, когда герой различает стук его сердца (как это происходит в романе Э.М. Форстера «Говардз-Энд») или же слышит шепот голосов в колеблемых ветром занавесях. Совмещение этих двух мотивов (полтергейста и «ожившего» дома) также встречается в творчестве модернистов: В. Вулф, Дж. Дэвидсона и др. Особый интерес представляет образ «ожившего» усадебного дома в детской литературе (роман Ф. Пирс «Полуночный сад Тома»).